«Океан один на всех»: история самарского серфера, ставшего свидетелем трагедии на Камчатке

Уже больше месяца за судьбой Камчатки следит весь мир: океан в районе Халактырского пляжа был отравлен. Интернет заполнен фотографиями с трупами животных, а серферы и местные жители жалуются на изменения цвета воды в океане, неприятные запахи, проблемы со зрением, першение в горле и тошноту. Самарский серфер Лена Моряк рассказала «Сому», как на экологическую трагедию отреагировали местные власти, действительно ли Халактырский пляж был завален мертвыми донными обитателями, какую помощь пострадавшие серферы получили в краевой больнице, и почему даже такая «химиотерапия» не смогла омрачить отдых приезжих туристов.

Слова: Ксения Якурнова
Снимки: личный архив героя

До трагедии

Я давно мечтала поехать на Камчатку, а после просмотра фильма «Хочется тишины» влюбилась в это место. Только вот я совсем не знала, как правильно распланировать путешествие: на чем добираться до океана, где жить, сколько все это стоит. Еще в конце августа я была на Байкале и даже не могла подумать, что мое следующее путешествие начнется так скоро. 

В интернете я увидела объявление, что в серф-кемп на Камчатке срочно нужны организаторы — необходимо было упаковывать и распаковывать доски для серфинга, гидрокостюмы, закупать продукты и помогать участникам кемпа в организационных вопросах. В последнее время я всегда обращаю внимание на такие знаки, поэтому оставила заявку, прошла собеседование и начала собирать вещи для очередного приключения. Не скажу, что у меня были необыкновенные ожидания перед поездкой — я ехала за атмосферой, за серфингом, за океаном. И когда приехала, поняла, что согласилась на эту поездку не зря.

Туда мы летели из Москвы — перелет занял девять часов. Из аэропорта мы доехали на такси прямо до Халактырского пляжа — места, где располагался наш серф-кемп. Условий там, на самом деле, никаких не было: дорога, если ее можно так назвать, из города Петропавловск-Камчатский до пляжа составляла всего 30 километров, но добирались мы туда около полутора часов. Местные власти давно планировали улучшить состояние дороги, но дело до этого так и не дошло — танки с ближайших военных баз, в общем, и так проедут. Такси обошлось нам порядка 1000 рублей в одну сторону. При этом Камчатка все-таки рассчитывает на развитие туризма. 

Серф-кемп, в который мы приехали, сезонный: он должен был закрыться в начале ноября. На территории лагеря располагались модули — небольшие вагончики, в которых жили организаторы и ученики. С утра я вставала не от того, что выспалась, а от холода — к утру домики остывали. Питьевую воду мы привозили из Петропавловска-Камчатского, а воду для душа и мытья посуды качали из скважины. Шланги частенько рвались, поэтому помыться было тем ещё развлечением. Электричество тоже работало с переменным успехом: как-то у нас сгорел генератор — единственный источник энергии, не считая солнечных батарей. В то время океан штормило, солнечного света, естественно, никакого. Мы жили без интернета и телефонов, в тишине и полном единении с природой.

Но все бытовые проблемы забывались, когда мы заходили в океан. Помню нашу первую с ним встречу: я не могла сказать ни слова — просто ходила и все фотографировала. Даже дорога от кемпа до туалета, которая занимала пять минут, была безумно красивой: справа — океан, а слева — вершины вулканов.

На океане, наедине с дикой природой, я почувствовала себя как дома. Мечтала увидеть медведя, но так и не встретила его. Зато часто наблюдала за морскими котиками, сивучами и даже касатками. Животные обычно держались подальше от людей, не подплывали, но вот в конце сентября начали приближаться к нам слишком близко. Они вели себя странно. Только позже мы поняли, что так местные обитатели сигнализировали об опасности.

Первые признаки «отравления»

Впервые мы почувствовали, что что-то не так 14 сентября: после серфинга мы с ребятами пошли в полуторачасовой поход на скалу. В начале пути у парня из нашего лагеря стали появляться сухость и дискомфорт в глазах, а к концу маршрута он шел практически вслепую, и нам пришлось вести его под руки. В кемпе я дала ему физраствор для линз, чтобы хоть как-то смочить глаза. Он мучился остаток дня, но к следующему утру все неприятные ощущения прошли. Учитывая то, сколько нужно было ехать до больницы, мы решили не обращаться к врачам. Да и в целом у нас был такой настрой — мы приехали отдыхать, а не бегать по медучреждениям.

Когда случаи начали учащаться, появились разные предположения: мы думали, что во всем виновата соленая вода, которая может щипать глаза, или все сваливали на яркое солнце. Был даже вариант, что это из-за планктонов, которые оказывали раздражающее воздействие на слизистую глаза. После 20 сентября нескольким ребятам из нашего и соседнего кемпов тоже стало хуже. 24-25 числа после утреннего заплыва их сильно рвало. Учитывая, что все ели одно и то же, историю с пищевым отравлением мы сразу отсеяли. Теперь все подозрения были связаны с океаном.

Последний раз я серфила 26 сентября. В тот день ко мне очень близко подплыла нерпа. После заплыва мне стало плохо: заболело горло, появилась сыпь на нёбе, поднялась температура. Я подумала, что просто простыла. На следующий день я поехала в город — отлежаться и купить лекарства. Уже через два дня я была в отличном состоянии, но, когда вернулась к океану, мне снова стало не по себе.

После трагедии

После шторма 29 числа на океанский берег начало выбрасывать животных. Хочу отметить, что во многих СМИ произошла путанница — на Халактырском пляже мы видели только маленьких рыб и ежей, а морских звезд и огромных осьминогов выбрасывало к бухтам. Бонусом от военных мы получили тепловую мишень, которую прибило к берегу. Про это, кстати, никто ничего не писал: ее спокойно погрузили и вывезли с пляжа. Цвет воды в океане стал мутный, как будто ржавый. При долгом нахождении рядом с океаном у нас начинало першить в горле.

Серферы сразу стали публиковать в социальных сетях фото и видео с пляжа и бухт. Один из участников соседнего кемпа выложил пост у себя в социальных сетях, который сразу подхватили десятки тысяч человек. Уже на следующий день губернатор Камчатки Владимир Викторович Солодов заявил, что на Халактырском пляже оставаться небезопасно. И все бы ничего, только нам некуда было ехать.

За пару дней пляж посетили десятки человек — летали вертолеты, приезжали сотрудники МЧС, журналисты, жители ближайших городов. Местные знали, что там небезопасно, но все равно хотели посмотреть, понюхать и убедиться, что проблема действительно есть. Так как на пляже было сложно с интернетом, я выходила на определенную точку, ловила сеть и следила за тем, что говорит губернатор Камчатки. Когда Минприроды написало, что запахов нет, а цвет воды в океане нормальный, я пришла в недоумение. Пробы воды брали в одном и том же месте, но, кажется, все забыли, что океан — это не лужа, у него постоянное течение. 

Владимир Викторович Солодов обещал, что уже 2 октября будут опубликованы результаты проб воды, но в 12 часов ночи их все еще не было. Мы сразу поняли, что что-то не так, а информацию хотят скрыть. Во время приезда губернатора на Халактырский пляж серферы задавали ему вопросы о том, что же нам делать со своим здоровьем. Владимир Викторович отвечал, что Камчатская краевая больница уже ждет нас и готова предоставить всю необходимую помощь. Я поверила его словам и на следующий день в семь утра уже выезжала в город. Просидев пять часов в приемном отделении, я так и не была осмотрена. Врачи, как мне показалось, даже не знали о нашем приезде, и я уехала обратно в кемп.

Вернувшись, я опубликовала серию гневных историй в социальных сетях и отметила Солодова. Через пару часов рядом с нашим кемпом стояла карета скорой помощи. Осмотр был визуальный. Просто спросили, есть ли у нас жалобы, и посоветовали пить сорбенты. Никаких медицинских заключений нам не выдали.

Позже я сдала анализ крови в частной клинике. У меня были повышены ферменты печени АЛТ и АСТ. Врач в бесплатной консультации и знакомый самарский доктор, которому я позвонила по телефону, сказали, что это может указывать на отравление. Я попыталась снова попасть в краевую больницу на осмотр, и на этот раз мне все-таки сделали УЗИ печени. Врачи обсуждали между собой, что она воспалена, но в заключении поставили диагноз «поликистоз почек» — заболевание, которое я унаследовала от дедушки. В конце моего осмотра терапевт сказал: «Как врач, никаких отклонений не вижу, все в норме, а как человек — посоветовал бы прийти провериться через месяц». Больше никакой помощи нам оказано не было.

Догадки и желание вернуться

Мне кажется, правительство хотело избавиться от нас поскорее: во-первых, чтобы мы уехали с пляжа и не следили за ситуацией на берегу, во-вторых, власти просто хотели замять это дело. Поняв, что серфинга больше не будет, директор кемпа принял решение о консервации лагеря, и 9 октября я уже вылетела в Москву. Несмотря на полученную, как я ее называю, «химиотерапию», для меня Камчатка — место, в которое я обязательно вернусь. Это любовь с первого взгляда. 

Никто до сих пор не знает, что там на самом деле произошло, у меня есть лишь подозрения. Я считаю, что это никакие не водоросли, а возможные утечки в почву и в реку ядохимикатов, случившиеся на заброшенном Козельском полигоне. В начале сентября мы каждый день слышали взрывы в нескольких километрах от Халактырского пляжа — как раз там и приходили военные учения. Также есть догадки, что отрава из заброшенных могильников через почву попадает в океан. В чем я точно уверена — эта катастрофа не природного характера. Даже если в случившемся виноваты водоросли, это, скорее, обуславливается техногенными источниками. Все идет от человека, но мало кто помнит, что океан один на всех.